Профессор Александр Александрович Волков: Только при условии правильной организации учебного процесса можно требовать от студента научной корректности

- Александр Александрович, почему в работах студентов и аспирантов появляется плагиат? И есть ли в этом плане разница между Московским государственным университетом и Московскими духовными школами?

- Разумеется, разница есть.  Одно дело – научное знание в собственном смысле слова, другое дело – знание богословское.

Современная наука складывается с XVII века, и особенностью научной литературы мы можем считать то, что всякое научное произведение принадлежит автору, то есть автор является создателем и владельцем идей и знаний, содержащихся в научной работе.  Научная литература предполагает оригинальность исследования, новизну идеи, актуальность проблемы. При этом научное исследование основано на  знаниях, ранее достигнутых в данной области науки, поэтому в научной литературе принято точно цитировать авторов, на труды которых опирается исследователь. Когда речь идет о плагиате, то имеется в виду присвоение чужой интеллектуальной собственности.

Но наука ли богословие? Или частично наука, а частично нет? Создается ли в богословии новое знание? Уместно ли в связи с богословием говорить о научном приоритете?

- Вообще-то говоря, в богословии люди не создают новых идей. Мы можем говорить о правильных или неправильных представлениях автора с точки зрения догматики, вероучения Церкви.  Конечно, среди дисциплин, которые изучаются в духовных школах, можно выделить области собственно научного знания, например, история Церкви, в которой возможно найти и собрать новую информацию, скажем, по истории конкретного храма или епархии. Эта информация, естественно, принадлежит исследователю. Но в основном богословие – особая область. Соответственно, мы оцениваем содержание богословской работы текста иначе, чем содержание работы математической, лингвистической или исторической. И у некоторых студентов духовных школ имеется привычка, скажем так, заимствовать суждения, которые они считают правильными, и не всегда заключать их в кавычки и указывать автора.

- Ну что тут можно сказать? Такова традиция богословской литературы. У Отцов Церкви постоянно встречаются разного рода цитаты и заимствования безо всяких кавычек и указаний на авторов. Терзать бедного студента за то, что он что-то не закавычил, не всегда целесообразно: студент осваивает традицию богословской литературы и в нее включается, отсюда склонность иногда забывать о кавычках.

- Конечно! Проблема в том, что один пишет, а другой публикует или превращает чужой текст в свою курсовую. Но я хотел несколько смягчить суровый приговор студентам или аспирантам, которые не всегда ставят кавычки и нужные сноски. А учить их этому -  довольно трудная задача.

- Это вопрос организации учебного процесса. Когда Вы писали курсовые и дипломные работы, Ваш научный руководитель их постоянно читала, с Вами сидела и там, где Вы забывали поставить кавычки, на это указывала, если не успела предупредить  Вас заранее об этике научной работы. На то и существует научный руководитель, чтобы научить, как надо, и указать на ошибки столько раз, сколько потребуется. Студенту все время приходится долбить: «Ты, братец, что-то не то написал, давай-ка, перепиши, как надо». Но на практике случается, что студент сам по себе, а научный руководитель сам по себе и получает работу, когда студент уже выходит на защиту. Сам студент, которого никто никогда не учил правилам оформления, цитирования, постановки сносок, указаний на источники, этих правил не знает и привыкает к мысли,  что списать не грех: как говорили анархисты, «от многого понемножку – это не грабеж, а дележка».  Проблема не только в студенте, но и в научном руководстве. Если обеспечить внимательное руководство, будет, кому объяснять студенту, что он что-то не то делает. А вот сурово осуждать студентов и аспирантов Академии за то, что они, мягко  говоря, присваивают себе чужое,-  а вообще-то, грешат, потому что сказано «не укради», − не вполне справедливо. Студент часто просто не знает, что это кража, и оказывается в достаточной степени невинным, потому что не понимает, как делать курсовую или диплом.

- В Академии я не веду курсовые и дипломные работы.

- А в университете веду, потому что в мои служебные обязанности входит руководство курсовыми и дипломными работами, кандидатскими диссертациями, а также консультации тех, кто пишет докторские диссертации. Если я выпущу дипломную работу с неправильным цитированием, коллеги по кафедре мне покажут, где раки зимуют: на защите будут упрекать моего студента, но это значит, что упрекают меня как научного руководителя за неаккуратную работу.

В Академии я получаю почасовую оплату и, кроме чтения лекций и ведения семинаров, у меня нет служебных обязанностей и служебной инструкции, которую я должен выполнять.

- Да, если бы я работал на ставке, это бы входило бы в мои обязанности.

- Это вопрос организации учебного процесса. Преподаватель, который работает на постоянной основе – на ставке или полставки - имеет определенные должностные обязанности. В эти обязанности входит научное руководство курсовыми и дипломными работами. Если учебный процесс организован правильно, от преподавателя можно ожидать квалифицированного руководства научной работой студентов. Мы не вправе требовать от студентов того, чему их не учили.

Вот в университете, скажем, у меня три дипломницы и я могу с ними работать. А если у меня их будет двадцать? Найду ли я время для каждой? Надо представлять себе, сколько у преподавателя может быть дипломников, обозначить возможные темы, учитывать компетенцию преподавателя: не всякий преподаватель может руководить диссертациями и даже дипломными работами.

Я, например, в семинарии не учился, богословского образования не имею. Есть ли у меня право вести курсовые или дипломные работы по богословию?

-  Именно!

- А потому что мне это иногда предлагают. И, к сожалению, иногда соглашаюсь. Вот по риторике могу читать лекции, потому что защитил диссертацию, у меня по этой дисциплине написано несколько книг. А по богословию я не имею права вести или консультировать работы и предпочитаю не высказываться публично. На то есть богословы. Они специалисты, а я − нет. Будучи филологом, я имею право быть невеждой в богословии. И с меня спроса нет за плохое научное руководство дипломной работой по богословию. А если я прошел соответствующий курс обучения, то обязан быть компетентным. Понимать это и руководствоваться этим - дело научной и преподавательской этики.

- А зачем в Духовной академии писать филологические работы? Чтобы быть переводчиком, необходимо освоить курсы теории перевода, фонетики, грамматики, стилистики, лексикологии, истории языка, истории литературы, культурологии и так далее. На это человек тратит пять лет, а в результате иной раз оказывается плохим переводчиком. И ожидать от студента-богослова (подчеркну, не филолога!) профессиональной компетенции филолога, по меньшей мере, странно. Нам самим следует понять, каковы наши реальные возможности, каких специалистов мы можем готовить, и учить их именно тому, чем им предстоит заниматься. Это вопрос научной и педагогической этики.

Только при  условии правильной организации учебного процесса можно требовать от студента научной корректности и с чистой совестью уличить его в плагиате.