Анна Валерьевна Архангельская: В современных реформах смущают не поставленные вопросы, а приемы их решения

- Видите ли, я уже в одном сетевом разговоре прикидывала.

Возьмем некий абстрактный филологический факультет. План приема на русское отделение - 70 человек. 4 курса (бакалавриат) дают 280 человек общего контингента. На курсе по 4 группы. Учебный план предполагает (округляю) 2200 часов лекций и 2200 часов семинаров. Семинары хорошо бы проводить в каждой группе отдельно, чтобы была рабочая обстановка, ибо у нас с вами сейчас 17/18 человек в группе. Таким образом, аудиторная нагрузка преподавателей возрастает: 2200 часов лекций + 8800 часов семинаров = 11000 часов за четыре года. 280 студентов дают нам при делении на 12 24 штатных преподавателя. 11000 часов делим на 24 и получаем (округляю) 460 часов в год на человека. Если 460 часов поделить на стандартный срок учебного года в 34 недели - получаем 13-14 часов (т. е. 7 пар) в неделю.

Вроде бы, все хорошо. Но это если всю нагрузку поделить поровну.

Теперь представим другую ситуацию. План набора на классическое отделение - 7 человек. Учебный план предполагает 2000 часов лекций + 3000 часов семинаров = 5000 часов.
Если на факультете не только русское, но и классическое отделение, то общее число студентов возрастает до 77х4=308 (что даст нам 26 преподавателей), а общая нагрузка - до 11000+5000=16000. Вычитаем примерно 700 часов общих поточных лекций, получаем 15300 часов. Это дает 590 часов в год на преподавателя и уже почти 18 часов в неделю, что уже многовато.

Какой вывод? Становятся «нерентабельными» маленькие отделения (с небольшим планом приема), которые чаще всего на деле связаны с уникальными научными направлениями.

При наложении этой схемы на схему сокращения бюджетного набора получаем не только уменьшение числа преподавателей, но и (при сохранении того же учебного плана), увеличивается число дисциплин на одного преподавателя, т.е. преподаватель должен читать не только «свою» дисциплину, которой он профессионально занимается, но и парочку соседних, что очевидно приводит к снижению профессионализма и качества образования. Выходом может стать упрощение учебного плана и замена профессиональных курсов на в большей степени «общеобразовательные», но снижения качества это не отменяет.

Кроме того, обращаю внимание на то, что это речь идет только о «горловой» нагрузке. Помимо этого преподаватель принимает экзамены и зачеты, проверяет контрольные работы и рефераты, руководит курсовыми и дипломными работами и т.д. Как теперь предполагается, одновременно он пишет научные статьи в высокорейтинговые американские журналы, где успешно соперничает с американскими профессорами, у которых не 9 пар в неделю, а две, а также личный кабинет, компьютер с доступом к мировым библиотечным ресурсам и много чего еще.

Это – из области практической. Но не следует забывать и о сфере этической. Вы представляете себе заседание кафедры, на котором принимается решение: надо сократить каждого третьего, давайте решать, кто это будет?

Мне кажется, политика Минобра сейчас очевидно строится по принципу «разделяй и властвуй». Нас действительно стараются разделить, заставить воевать друг против друга. Вузы – бороться за бюджетный набор друг с другом (если нам достанется больше бюджетных мест, значит, кому-то – меньше). Преподавателей – бороться с коллегами за ставки. Здоровая конкуренция – это, конечно, хорошо, но в случае, когда надо «съесть» каждого третьего, она по определению не может быть здоровой. Тем более, что критерии неочевидны. Так, в последнее время министру Ливанову, кажется, особенно досаждает возраст. Вот только когда Николай Иванович Либан консультировал своих учеников, разве важно было, что ему 97 лет? А когда Андрей Анатольевич Зализняк под аплодисменты входит в битком набитую «девятку» первого гума, разве кого-то волнует, что ему 78?

- В подсчетах я опиралась на соотношение один преподаватель к 12 студентам. Такая перспектива заложена – к 2018 году – в знаменитой «дорожной карте» образования – документе, который был утвержден 30 декабря 2012 года и длинно называется «Изменения в отраслях социальной сферы, направленные на повышение эффективности образования и науки». Согласно этому же документу в настоящее время это соотношение 1:9,4. Я не знаю, чем именно обусловлены эти цифры. Более того, мне кажется, что эти нормативы исходят, в частности, из стандартных академических групп в 25 человек, а с таким количеством людей одновременно невозможно ни учить иностранный язык, ни проводить химический лабораторный практикум. Но авторы нормативов, видимо, мыслят еще большими абстракциями, чем знаменитая «улыбка без кота», оперируя категориями некоего сферического образовательного процесса в вакууме.

В наше время стало модно давать вузам самостоятельность. У нас есть университеты с особым статусом (МГУ и СПбГУ), федеральные университеты, национальные исследовательские университеты… Наверное, все закончится тем, что и нормативы окажутся разными для вузов с разным статусом. Хорошо ли это? Для тех, кто попадет в «особенные», наверное, хорошо. Для страны в целом, думаю, не очень: увеличится пропасть между избранными и рядовыми, образование окончательно сосредоточится не просто в крупных, но в крупнейших городах, так что, думаю, геополитические последствия тут тоже достаточно очевидны и довольно пессимистичны, увы.

А сколько на самом деле должно быть… Не готова прямо ответить на этот вопрос. Но хочу заметить, что из западной системы образования мы берем все, что угодно, кроме двух вещей: зарплаты и небольшой нагрузки. Выше мы считали про 7-9 пар в неделю, которые, конечно, немыслимы для большинства зарубежных вузов.

Очевидно, что число преподавателей производно от числа студентов. Сокращения бюджетных мест начались не сегодня, уже многих задели и только продолжаются. Так что процессы эти взаимообусловлены и явно ведут к одной цели.

- В абсолютно абстрактных условиях можно предположить, что уволят именно некомпетентных (хотя все-таки тезис о том, что некомпетентен каждый третий – а именно мысль о сокращении на треть настойчиво проводил министр Ливанов – мне кажется чересчур категоричным). В реальности же, боюсь, уволят неудобных или неугодных, а сами уволятся те, кто не захочет принимать участие в этих малоприятных каннибальских игрищах, все больше приближающихся к знаменитому принципу войны за выживание «Умри ты сегодня, а я завтра».

С моей точки зрения, решение – это действенная система конкурса. Преподаватель раз в пять лет переизбирается в должности. Сейчас в большинстве случаев конкурса нет: один претендент на одно место, причем именно тот, который на нем и работал раньше. И критерии должны быть разные: научные результаты (причем не стандартные для всех, типа нынешнего модного увлечения публикациями в высокорейтинговых американских журналах, а вариативные, актуальные для данной профессиональной сферы), педагогические, мнение коллег по кафедре, мнение студентов. При этом понятно, что двигаться в эту сторону следует постепенно и аккуратно. Но наши реформаторы слишком горячи для того, чтобы терпеливо возделывать свой сад. А топором помахать – и проще, и шумнее. Нет других лавров – так хотя бы геростратовы…

- Я не очень понимаю увлечение открытием кафедр теологии. Мне кажется, сейчас в этой области сложилась довольно гармоничная система: есть и специализированные духовные учебные заведения, и православные университеты широкого гуманитарного профиля. Стоит ли навевать воспоминания об обязательных кафедрах общественных наук в советских вузах?

- Вопросом статуса я специально не занималась, но, мне кажется, что надо продолжать двигаться тем же путем: утверждать собственные стандарты по основным направлениям, благо в них есть возможность заложить и специфику, и уровень требований. Хотя в принципе у меня в последнее время все больше складывается ощущение, что важнее государственного статуса оказывается возможность найти работу с тем багажом, который получен в вузе. А работодателям сейчас актуален не статус диплома соискателя рабочего места, а то, что он умеет делать. Поэтому, независимо от государственного признания, проверка по гамбургскому счету осуществляется здесь. И напрямую зависит и от качества образования, и от сориентированности на нужды и потребности сегодняшнего (и завтрашнего!) дня.

- В образовании, мне кажется, нет ненасущных вопросов. И качество образования, и современный уровень науки в высшей школе, и степень профессионализма преподавателей, и ориентация на актуальные потребности в специалистах – без поддержания всего этого не просто на должном, но на высоком уровне у образования нет будущего. И проблема плагиата в диссертациях крайне насущна: хорошо известно, что из американских университетов исключают не неуспевающих, а списывающих. А уж проблема зарплат преподавателей – причем не «средней по больнице», а той, например, которую получает неостепененный (да и только что остепененный, но еще не дослужившийся хотя бы до доцента) молодой преподаватель, ведущий практические занятия и всю нагрузку берущий «горлом», - более чем актуальна. И в вузах, конечно, должны понимать, что изменения необходимы: развитие не бывает статичным. В этом смысле призывы «сохранить все, как есть» тоже странно слышать: понять можно, принять же нельзя. В современных реформах смущают не поставленные вопросы, а приемы их решения: слишком резкие, местами даже откровенно хамские, оторванные от реальности, основанные на абстракциях, отсутствие профессионального опыта при категрическом нежелании слышать мнения профессионалов, широко обсуждать новации и учитывать последствия.

А уж они-то не замедлят сказаться. Да и уже сказываются.