Председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Волоколамский Иларион рассказал Русской службе Би-би-си о том, зачем нужна теология в вузах, что он думает о фильме «Матильда» и о религиозной ситуации на Украине. С митрополитом Иларионом беседовала корреспондент Русской службы Би-би-си Анастасия Голубева. Мы публикуем фрагмент интервью, посвященный перспективам развития в России специальности "Теология". Полный текст интервью можно посмотреть здесь.
― Теология постепенно завоевывает свое место в светском образовательном пространстве. Это тот процесс, который происходит естественным путем. Он не диктуется кем-то сверху, а диктуется самой ситуацией. В странах Запада исторически сложилось так, что все крупнейшие университеты начинались именно с теологических факультетов: создавалась школа теологии, а потом постепенно к ней прибавлялись разные другие науки. В России дело обстояло по-другому, потому что духовные академии возникли раньше, чем университеты. И когда стали создаваться университеты, система духовного образования уже была, поэтому в университетах не было факультетов теологии.
В современных условиях, конечно, университет без кафедры теологии — университет ущербный. Он не дает тех возможностей, которые дает университет, в котором представлены все гуманитарные науки. Ведь само слово университет, оно предполагает не только узкую специализацию, а широкий охват знаний: выпускник университета — это человек, который эрудирован в самых разных областях.
Когда мы создавали кафедру теологии в МИФИ, Московском ядерном университете, многие спрашивали: «Зачем ядерщикам теология?» Оказалось, что она им нужна, студенты ходят с большой охотой на эти занятия. Когда я читал там лекции, до четырехсот человек собирались, полный зал был. Причем собирались люди разных вероисповеданий, мусульмане посещали и иудеи.
― У нас есть много договоренностей, но я не люблю их озвучивать до тех пор, пока дело не сделано. Потому что тогда в это начинает кто-то вмешиваться.
Когда мы проводили первую в истории защиту кандидатской работы по теологии, нам решили ее, видимо, сорвать представители биологического сообщества, причем атеистически настроенные. Они прислали пять отрицательных отзывов, хотя их об этих отзывах никто не просил.
По закону мы обязаны их все зачитывать, и вот мы зачитывали эти длинные отзывы, это заняло у нас два часа. Это был такой поток атеистической пропаганды в духе того, что я слышал в 70-80-е годы. В вину диссертанту ставили то, что он исходит из гипотезы существования Бога. «Если вы верите в Бога, значит, не можете быть ученым», — так нам эти биологи разъясняли суть вопроса.
Но мы считаем, что религия не противоречит науке и что теология — одна из гуманитарных наук.
Та самая первая диссертация по теологии, написанная отцом Павлом Хондзинским, — это научная работа. Она соответствует всем требованиям, предъявляемым к научной работе.
Как было сказано в одном из отзывов биологов, «научными нельзя считать данные, полученные в результате откровения или озарения». Но как раз отец Павел Хондзинский привел в своей работе те данные, которые получил, конечно, не путем откровения и озарения, а путем научного поиска, работы в архивах и библиотеках, широкого охвата материалов, в том числе и исторических. Я считаю, что это была в высшей степени профессиональная работа, и это не мое только мнение.
― У нас нет еще статистики. Работы в разной степени готовности, проходят разные предварительные стадии. Это большое количество работ, но не сто, конечно.
Каждое новое дело требует определенного времени для разгона. Когда люди подаютработу на защиту в те диссоветы, которые действуют в церковной системе, они знают, зачем они ее туда подают: человек защищается в докторском общецерковном совете, становится доктором богословия, получает специальный красивый докторский крест, то есть бонусы ясны.
А что касается объединенного диссовета по теологии — конечно, люди будут спрашивать, какие будут бонусы от этих степеней.
Я думаю, что главный бонус защиты степени по теологии, признаваемой ВАКом, — это то, что государство будет признавать эти степени. То есть человек сможет полноценно работать не только в духовных академиях и семинариях, но и в университете.
― Религия должна преподаваться в школах с 1 по 11 класс. Сейчас преподается культурологический предмет «Основы православной культуры», или по выбору это могут быть основы исламской, иудейской культуры, или основы светской этики, или общий курс, касающийся всех религий. Но это всего лишь один год обучения и один час в неделю, весь курс длится 36 часов.
Религия — это огромная область человеческого бытия и культуры. Я думаю, что проблемы, которые сегодня возникают, в том числе и проблема религиозного экстремизма, напрямую связаны с безграмотностью в религиозных вопросах. На каком уровне, как не на уровне школы нужно восполнять эти проблемы?
Я не знаю деталей процесса согласования курса. Но поскольку я наблюдаю за ним, то могу сказать, что в нашем обществе, в том числе и в родительской среде, по-прежнему есть непонимание: «Зачем вообще изучать религию и как ее изучать?»
Почему, например, в Австрии, где я пять лет прослужил в качестве православного епископа, в светской школе преподается религия на протяжении 11 лет? Если там есть хотя бы два православных ученика, то к ним приходит православный священник, а к детям католикам приходит католический священник. Почему в католической Австрии православный священник может прийти в светскую школу и детям рассказывать о православии, а в православной России православный священник не может прийти в школу и им рассказать о религии? А вместо этого о религии рассказывают люди, которые часто имеют самое общее представление о ней.
Ведь этот курс — «Основы православной культуры» — его часто ведут преподаватели, которые обладают только базовыми знаниями. Я думаю, что до тех пор, пока традиционные конфессии не будут нести ответственность за преподавание этого предмета в школе, до тех пор у нас не будет выстроена эта система.
― У нас очень плотные отношения с Ольгой Юрьевной, она — православный человек и профессиональный церковный историк. Но я должен сказать, что теология как научная специальность была признана при министре Ливанове, а процессы эти начались еще при Фурсенко и Филиппове [Андрей Фурсенко и Владимир Филиппов — бывшие министры образования]. Они все внесли свой вклад в становление теологии как науки.
Я думаю, что этот процесс зависит не столько от личностей, сколько от доброй воли. А добрая воля на протяжении всего этого процесса сохранялась.