Слово протоиерея Александра Задорнова на отпевании профессора Московской духовной академии Николая Константиновича Гаврюшина 16 августа 2019 года.
Сегодня, когда мы провожаем нашего дорогого Николая Константиновича, каждый из здесь стоящих, наверное, помнит его разным. Кто-то помнит его в те времена, когда он был ученым, как часто говорили, «в миру», когда он только приближался к тем темам, которые стали темами всей его научной жизни. Мы помним его как преподавателя, как нашего коллегу. И при этом мы свидетельствуем о том, что Николай Константинович был великолепным преподавателем, великолепным оратором, который мог буквально в двух предложениях объяснить самые сложные философские проблемы, для разъяснения которых требуются многочисленные тома книг. При этом он никогда не позволял себе увлечься какими-то очередными модными интеллектуальными веяниями и не робел перед самыми высокими и знаменитыми именами; наоборот, мы знаем, что он очень любил именно академическое богословие.
Во многом благодаря ему были «воскрешены» имена многих академических профессоров: и Михаила Тареева, и его любимого профессора Несмелова. В одной из статей о другом профессоре Московской духовной академии мученике Иоанне Попове Николай Константинович написал о том, что «христианский идеал – это любить ближнего в реальных обстоятельствах земной жизни, а не стремиться создавать какие-то искусственные условия для такой любви. В этом есть сила и слава Церкви». Отсюда понятна та критичность, которую Николай Константинович часто испытывал и выражал в отношении таких попыток создать некие идеальные условия, а потом уже любить своего ближнего, как это было при начале русского любомудрия в XVIII веке, как это было при поэтических порывах начала прошлого века.
В любом случае Николай Константинович помнил о тех словах преподобного Иоанна Дамаскина — высоких словах о целях философии, что «она есть уподобление Богу в возможной для человека степени», и, конечно, о том, что «начало всякой философии есть удивление». Как он сам начинал с удивления перед красотой Божьего мира в своих эстетических работах, как он мог удивлять, написав книгу, совершенно неожиданно для многих из нас, посвященную средневековой схоластике и, конечно, всем тем работам, которые останутся в истории русской религиозной мысли. Неслучайно эта его критичность была во многом правильно услышана и воспринята, потому что он разговаривал с ушедшими философами не как с давно ушедшими тенями, а как с живой мыслью, которую он сам оставил в истории Академии.
Многое можно было бы сказать сегодня о нашем дорогом Николае Константиновиче, и будет сказано в истории Академии, но сегодня – время не для человеческих воспоминаний, а для церковной молитвы ко Творцу всяческих о упокоении раба Божия Николая со всеми святыми. Аминь.