Своевременные размышления: Проректор по научной работе МДАиС прот. Павел Великанов о реформе духовного образования

Прежде всего, радует неподдельный интерес Святейшего Патриарха к образованию в целом и особенно – к проблемам духовных школ. Таких пространных и действительно программных резолюций академии не получали уже очень и очень давно. Святейший Патриарх Кирилл, имея многолетний опыт возглавления духовной академии, прекрасно знает как сложности подготовки пастырей, так и все те давние «уловки», благодаря которым многие благие начинания последних лет успешно уходят в песок.

Уловка первая, и самая болезненная – финансирование духовного образования. Оставив в стороне многоходовой бильярд с Московской духовной академией, когда вопросы обеспечения жизнедеятельности оказывались то на Ректоре, то на попечении  Троице-Сергиевой лавры, то на Патриархии, то пропорционально распределялись между всеми (а в итоге – точно по поговорке о семи няньках и бедном дитяте), тема низких зарплат преподавателей является едва ли не самым излюбленным способом блокирования любых попыток активизации деятельности корпорации. Суть этого подхода была блестяще выражена одним профессором: «Мы делаем вид, что преподаём; администрация делает вид, что платит зарплату, ну а студенчество – действует по уже отработанной годами схеме подражания вышестоящим...» Ситуация вполне уравновешенная и стабильная. Главное – недовольных практически нет: администрация всегда может объяснить, почему нет денег, преподаватели – почему кроме «голосовых часов» их на большее не хватает, и завершающие эту цепь студенты – почему среди молодой церковной «элиты» по пальцам можно пересчитать способных к окончанию академического курса написать диссертацию.

С другой стороны, вполне понятно недоумение высшей церковной власти: зачем существенно увеличивать финансирование, когда и без того более чем недешёвый «продукт» духовного образования как семинарского, так и академического, всё ещё далёк от актуальных требований к священнику и специалисту-богослову? О материальной поддержке научной деятельности академий вообще говорить не приходится: кто сегодня может ясно и удобовразумительно ответить на вопрос о научных планах академий, кафедр и профессоров? Тем более, что интересы академической науки в духовных школах давно привыкли отождествлять с личными приоритетами исследовательской деятельности членов корпорации. Вроде бы и какая-то деятельность ведётся, статьи пишутся, иногда даже книги появляются –  но собственно академическая или кафедральная составляющая здесь вполне гомеопатическая. Есть ли сегодня у Церкви возможность вкладывать миллионы в развитие «самобытного богословия» разрозненных и ходящих неведомыми священноначалию тропами исследователей? Очевидно, что нет. Другими словами, как это ни печально констатировать, за годы реформ так и не сформировалась очевидная всем цель научной и педагогической деятельности духовных академий и семинарий. И если формальный ответ есть (семинария готовит духовенство, академия – преподавателей-богословов), то стоит лишь попытаться вникнуть подробнее, а какими знаниями, компетенциями, навыками должен обладать выпускник семинарии или академии – вот уже и поссорились!... Прекрасным обличением высокого мнения о себе корпораций стал проект издания «Православной Энциклопедии», в рамках которого надежды на существенную и постоянную помощь со стороны духовных школ быстро улетучились.

До последнего времени иного «церковного заказа» для академической учёности, кроме масштабных издательских проектов, не было. Однако с началом деятельности Межсоборного Присутствия ситуация решительно изменилась. Перед духовными академиями открывается ранее невиданная возможность не только быть исполнителями нисходящего свыше «заказа», но и самим принимать активное творческое участие в формировании и последующей фундаментальной научной разработке актуальных богословских, исторических и канонических вопросов. В нынешней ситуации полномасштабной ревизии практически всех сторон церковной жизни духовные академии неминуемо окажутся перед выбором: либо быстро и единодушно прекратить отговариваться низкими окладами и заняться общим для всей Церкви делом, либо оказаться окончательно вытесненными на периферию и церковной, и светской учёности. Не хотелось бы, чтобы духовные школы с богатейшей историей окончательно превратились в самодостаточные «музеи благочестивых обычаев». Чтобы этого не произошло, необходимы радикальные изменения в самом отношении к своей деятельности и администрации, и профессоров, и преподавателей, и студентов.

Ещё одна, вторая по счету «уловка» – кафедры в их нынешнем состоянии. Появление кафедр в 2003 г. как новых для постсоветской духовной школы институций было абсолютно правильным и своевременным, однако до сих пор нет утверждённых священноначалием ни положения о кафедре, ни штатного расписания сотрудников кафедры, ни их должностных обязанностей. Четыре года работы Комиссии по анализу реформы духовного образования закончились появлением церковного образовательного стандарта для Семинарии и Концепции духовного образования (которые ещё до своего утверждения стали неактуальными), а также потрясающего по своей глубине погружения в тему документа – поручении Учебному Комитету разработать всю остальную документацию. Комментарии излишни. И попробуй найди виноватого в этой бюрократической многолетней волоките...

Сегодня в духовной академии кафедры фактически являются отделениями: но если в других ВУЗах отделение объединяет реально работающие кафедры по специальностям, в нашей ситуации получается более чем неуклюжее и странное образование: без финансирования, без прав и – главное! – без обязанностей. «Работа на кафедре» для духовной академии такой же нонсенс, как и «учёба на экстернате»: по своей сути, единственное мероприятие, где кафедра выступает согласно своему изначальному предназначению – это апробация диссертационных работ. При этом следует отметить, что никакой вины за такое положение дел на заведующих кафедрами (достойнейших людях, без исключения!) не лежит: они сами не более чем заложники существующей системы. Будучи людьми грамотными и высокообразованными, зав. кафедрами в то же самое время не имеют практически никаких рычагов влияния на учебно-методический и научный процесс в духовной школе: как правило, назначение новых преподавателей, изменения в учебной нагрузке и появление новых предметов происходит декларативно, без всякого обсуждения на кафедре. В итоге получается, что приближающийся к окончанию академического курса студент уже загодя начинает искать место, где бы приложить свои раскрывающиеся таланты и дарования – но только не в «системе», которая методично и привычно отфутболивает своих же молодых исследователей: ставок нет, жить негде и преподавать мы вам тоже ничего не дадим – все вакансии заняты. Circulus vitiosus: самое устойчивое состояние «жизни по традиции». Не лежат ли причины появления Общецерковной аспирантуры именно в таком формальном отношении духовных академий к своим же выпускникам?

Для размораживания научного и учебно-методического процессов в духовных школах должны появиться должности профессора и доцента на соответствующих кафедрах; при этом количество «голосовых часов» должно быть минимализировано. При активном привлечении немалой части корпораций к различным общецерковным мероприятиям, что неизбежно влечёт за собой пропуск лекций, необходим чётко отлаженный механизм замещения профессоров ассистентами. Недавно созданный в МДА Научно-методический совет призван помочь в организации полноценной кафедральной работы и разработать план и методическое обеспечение перехода семинарии и академии на новые образовательные стандарты третьего поколения в рамках Болонского процесса. Введение в духовных школах ставок профессоров и доцентов на кафедрах будет целесообразным только при появлении механизмов реального, а не парадного контроля кафедральной деятельности. Если в ближайшее время кафедры не станут питательной научной средой для студентов и выпускников, конец академии как традиционной высшей богословской школы Церкви уже не за горами. И Болонский процесс здесь будет ни при чём. В то же самое время, перед кафедрами сегодня открываются перспективы соотнесения своей научной деятельности с актуальными проблемами, которые обсуждаются на комиссиях Межсоборного Присутствия. Если кафедры покажут себя способными к вдумчивому, основательному и качественному рассмотрению стоящих на повестке дня тем, финансирование их деятельности могло бы осуществляться совершенно иным, нежели сейчас, образом – причем не в отдалённой перспективе, а в самое ближайшее время. Очевидно, что это потребовало бы выделения внутри ныне существующих кафедр (отделений) небольших рабочих групп (реальных кафедр) по вполне конкретным и обозримым предметным направлениям.

Третья уловка – и самая изысканная – «духовность». Не так много в лексиконе церковного сообщества таких многозначительных и универсальных понятий, которые каждый волен наполнять любым содержанием в зависимости от потребности, как «духовность». Это понятие – действенный метод блокирования любых нововведений, будет ли это увеличение часов преподавания недуховных предметов (например, языков или философии), или изменения в учебной нагрузке или послушаниях студентов. Непреложными атрибутами «духовности» являются безоговорочное послушание без рассуждения, искреннее презрение ко всему мирскому (светскому), включая как житейскую мудрость, так и всю совокупность общечеловеческого нецерковного знания, и глубокая сердечная привязанность к советской церковной субкультуре как эталону христианского благочестия. Неудивительно, что такой «высокодуховный» выпускник семинарии или академии оказывается в изначальной оппозиции ко всему окружающему Церковь миру, и, как правило, неспособным ни к какому диалогу, будучи носителем опасливо-враждебного настроения. Такая «духовность» – понятие особо сакральное. Как и всё духовное, она неизъяснима человеческим языком (тем более древними или новыми!), а постигается только «в духе». Поэтому спокойный и рассудительный разговор о том, насколько эффективна нынешняя духовно-исправительная система воспитания будущих священнослужителей в принципе невозможен по причине своего невербального характера: как правило, каждый из ревнителей «духовности» имеет особое, сакральное знание, которое жёстко табуировано и не подлежит разглашению, но при этом определяет отношение к любым вопросам. Помню, ещё в бытность семинаристом, меня шокировал вполне искренний совет, прозвучавший с кафедры: творить Иисусову молитву во время слушания лекции. Шокировал тем, что я, безмозглый, почему-то думал, что время урока отведено Самим Богом для образования, слушания, вникания и рассуждения – но всё это оказалось второстепенным. Оказывается, идеалом было наличие оракула на кафедре и единственно допустимая реакция студента словами Иисусовой молитвы...

Никто не спорит, что навык молитвы в любых обстоятельствах является одним из важных приобретений для выпускника семинарии, только непонятно, почему он должен вырабатываться за счет лекционных часов.

«Духовность» является самой тонкой уловкой именно потому, что если в Церкви её на самом деле нет, если не духовностью занимаются священники, профессора, монахи – то грош им цена, да и Церковь перестала быть Телом Христовым. Беда в том, что разговоры о «духовности» за кафедрой напоминают мечтания сорокалетней девицы о так и не состоявшемся замужестве: людям семейным услаждаться мечтами как-то не с руки – горшки выносить надо да сопли детям вытирать, куда там до сладких грёз... Пафос престарелых девиц в вопросах воспитания вполне понятен и закономерен, да только не приведи Господь родителям прислушаться к ним. То же и с «духовностью».

На этом, конечно, список актуальных проблем не исчерпывается. Но есть и обнадёживающие факторы. Прежде всего, впервые в истории между богословскими школами Москвы, Санкт-Петербурга, Киева, Минска и рядом крупных региональных семинарий установились крепкие дружественные связи. Администрации крупнейших духовных школ сегодня говорят на одном языке, прекрасно понимая и слабые, и сильные стороны нынешнего состояния духовного образования. Это невиданное прежде состояние открытости и готовности к совместной работе вселяет надежду на то, что неизбежные болезни роста в скором времени закончатся. Переход на Болонский процесс – прекрасная возможность дать чёткие и понятные всем ответы на давно витающие в воздухе вопросы.