- Смущение и облегчение, потому что напряжение было огромное. После того, как живешь в ожидании чего-то, всегда приходит какая-то растерянность.
- В этом году был сильнейший шорт-лист, поэтому, конечно, ни о каких ожиданиях речи быть не могло: премию мог получить каждый из номинантов. Я благодарен за то, что она присуждена мне, и понимаю, что это произошло, просто потому что вот такое случилось голосование.
- Я рос в атеистической семье и, к сожалению, у меня нет детских воспоминаний, связанных с верой. К вере я пришел в юности и, поскольку в юности же начал писать, сюжеты прихода человека к вере стали во многом определяющими для моих произведений.
Мое поколение – это в основном люди, воспитанные, как и я, без веры. Источником моих размышлений стала тема обращения к вере и того, что происходит с человеком, который в какой-то момент понимает, что есть Бог, вера, что люди, о которых ему говорили, что они темные и отсталые, оказываются в реальности совершенно не такими. Да и сам путь к вере – вовсе не гладкий, розовый, как бы мы сейчас могли сказать, гламурный. Он полон искушений, соблазнов, борений, нестроений. Эта драматургия очень близка мне, это судьба человека моего поколения, близкого и понятного, об этом я писал в своих первых и не только первых вещах.
В документальных книгах определяющей для меня тоже является тема веры. Помню, в школе нас учили, что у Тургенева все герои проходят испытание любовью. У моих героев это испытание, конечно, тоже есть, но решающим оказывается испытание верой.
Герои моих книг живут на рубеже веков, и в их жизни развиваются сюжеты утраты веры, потери веры, которая происходила почти у всех. Центральный сюжет для меня – как русский писатель выстраивал свои отношения с Церковью, христианством, духовностью в предреволюционное, революционное и советское время. Церковная традиция для меня не только источник размышлений, но и союзник, потому что она помогает увидеть биографию моих героев, и за событиями часто мелкими или второстепенными разглядеть главное содержание человеческой жизни. А оно заключается в том, как человек выстраивает отношения с Богом.
- Я считаю, что курс литературы, который преподается в средней школе и светских гуманитарных вузах, выстроен неплохо.
Кончено, у духовных учебных заведений есть своя специфика, и не все, что входит в программу по литературе для светских учебных заведений, было бы целесообразно изучать в духовных школах и тратить на это время.
В духовных школах должно изучаться то, что входит в золотой фонд русской классики. Остальное – уже частности. К примеру, я бы предложил более подробно изучать произведения Шмелева, Зайцева.
Я бы не стал отбирать только тех писателей, о религиозности которых есть прямые свидетельства: мне не кажется удачной идея упрощать проблему взаимоотношений писателя и Церкви. Скажем, я бы не советовал, скажем, отбирать у Пушкина только те произведения, которые напрямую касаются церковной темы а сомнительные оставлять в стороне. Даже «Гаврилиаду» было бы полезно изучать, чтобы будущие священнослужители видели, в какие соблазны молодости может впасть человек и какой путь он способен проделать от той же «Гаврилиады» до «Капитанской дочки» и поздней лирики.
Но опыта преподавания в духовной школе у меня нет.
- Если бы это, несмотря на недостаток времени, получилось, мне было бы интересно. Особенно если бы удалось организовать занятия в режиме диалога, чтобы можно было понять студентов, знать, что они думают, как воспринимают русскую классику.
- Оно отразилось не только на творчестве, но на всей моей жизни!
В Университет я пришел человеком далеким от Церкви и веры с ощущением пустоты, которую надо заполнить. Тогда мне встретились нынешний заместитель Председателя Учебного комитета протоиерей Максим Козлов, а тогда просто Максим Козлов, и профессор Алексей Константинович Светозарский, которые во многом сформировали меня как личность, как человека. Эти люди были духовно более развиты, богаты, я тянулся к ним и очень ценил моменты нашего общения. Через них я и в Церковь пришел. Крестил меня в храме Илии пророка в Обыденском переулке известный протоиерей Александр Егоров. Когда я пришел, он спросил, почему, и принял сразу, как только я сказал, что пришел от Максима Козлова. Лучше самого отца Максима Козлова спросить, как он договаривался по поводу моего крещения.
Конечно, я очень признателен всем моим друзьям и другим товарищам, просто эти двое были наиболее воцерковленными. Общение с ними - драгоценнейшая часть моей жизни, ее невынимаемый фундамент. И моя искреннюю благодарность им за то, что они в моей жизни были и остаются.
Так или иначе, это общение и моя университетская юность в целом влияли на то, что я делал в литературе. Скажем, Светозарский есть в моих рассказах. Например, в рассказе «Присяга» он выведен под своим именем, для одного из героев рассказа «Паломники» он послужил прототипом, а в одной из первых студенческих повестей повести «Здравствуй, князь» присутствует важный профессор Алексей Константинович, что тоже не случайно.
***
***