Выпускник МДА, секретарь Патриарха Московского и всея Руси по г. Москве, настоятель храма Вознесения Господня у Никитских ворот, протопресвитер Владимир Диваков вспоминает, как он поступал в Московские духовные школы в 1956 году.
Лет с пяти я, как и некоторые мои сверстники, прислуживал в храме апостолов Петра и Павла в Лефортове и уже с того времени привыкал к служению, запоминал каждый шаг - где пройти, что и в какое время подать, как перекреститься. Даже в играх мы старались копировать действия священнослужителей: кто-то был за иерея, кто-то за диакона, мы как бы инсценировали службу и в процессе игры поправляли друг друга, если делали ошибки.
После школы я поступил в техникум и о семинарии в отношении себя как-то не думал, считал, что для меня это слишком высоко. Мама моя была одна, так что параллельно с учебой я работал. И вот как-то, когда оканчивал третий курс техникума, поднимался на переходный мост через железную дорогу, и какой-то пьяный человек пошатнулся, стал падать и зацепил, и повалил на лестнице несколько человек. Я тоже оказался в их числе, сильно ударился локтем о ступеньку и получил перелом кости. На тот момент мне оставалось досдать еще какие-то экзамены, то есть курс окончен не был. Вскоре после этого на богослужении в Лефортове я разговорился с диаконом Константином Соколовым. Он отчего-то спросил, окончил ли я учебу, и сказал: «А для чего ты будешь продолжать? Окончишь техникум, получишь распределение и должен будешь еще пять лет отработать. А потом, поскольку будешь иметь высшее образование, тебе будет сложно пойти в семинарию. А тебе надо в семинарию». – «Да я хотел бы, но не осмеливаюсь». – «Как? Тебе в семинарию очень бы подошло! А ты время тянешь». – «Я подумаю». Отец диакон рассказал об этом разговоре настоятелю, известному в то время протоиерею Димитрию Цветкову, и еще одному молодому батюшке, который только-только начал служить – иерею Матфею Стаднюку. Они оба стали советовать поступать. Я собрал документы, приехал в Сергиев Посад, дошел до ограды, подумал, что тут учатся и преподают великие люди, а мне среди них места нет, меня взяла робость, я развернулся и поехал домой. Рассказал маме, а она сказала, что надо бы попросить благословение на поступление, а если уж решил поступать, надо довести дело до конца. На следующий же день мы с ней поехали в Сергиев Посад за благословением к отцу Тихону (Агрикову), известному духовнику, который у нас потом и преподавал.
Отец Тихон выслушал маму, взял меня за руку и сказал: «Детка, пойдем». Привел в канцелярию семинарии, дал лист бумаги и продиктовал текст прошения. После подачи документов мне велели ждать приглашения на экзамены.
В то время я работал на Московском электропромышленном заводе и подгадал так, чтобы на время поступления взять отпуск, а перед отпуском сделал все отметки в обходном листе. Обычно такая строгость в заполнении листа требовалась только перед увольнением, но, имея в виду, что хочу поступить учиться, я решил сделать так, чтобы за мной ничего не числилось.
Когда приехал поступать, из Ленинградской духовной академии прибыл новый инспектор – архимандрит Леонид (Поляков). Мне сказали, что он был врачом и работал в Ленинграде всю блокаду. Больше не было известно ничего. С каждым из абитуриентов архимандрит Леонид беседовал. Входишь, называешь фамилию – а он сразу же говорит твои имя и отчество. То есть списки абитуриентов отец Леонид изучил внимательно.
Он спросил, зачем я приехал, попросил кратко рассказать о себе. А потом вдруг спрашивает: «С какого года Вы в комсомоле?»
- Я не комсомолец
- Милый мой, а зачем же Вы сюда пришли?
- Поступать
– Раз в комсомол Вас не приняли, значит, Вы недостойны?
- Как не приняли? Одолевали! И до тех пор, пока сама комсорг не пришла причащаться и не увидела меня в храме. Тогда уж она просила ничего о ней не говорить на работе, а меня сделала чуть ли не ее заместителем. И вопрос о вступлении в комсомол закрыли
– А чем, по-Вашему, плох комсомол, почему не хотели вступать? Кто поднимает целину? Комсомол! Стройки Севера? Комсомол! Самые передовые рубежи осваивает комсомол! А Вы не хотите!
- Да я не против комсомола, но по уставу комсомола надо быть атеистом
- А Вы верующий?
- Да
- Евангелие читали?
- Закон Божий изучал. Мама заставляла.
Он что-то спросил из Ветхого завета, из Нового завета и сказал, что для первого курса я им не гожусь, но велел документы не забирать и оставаться. Я вышел подавленный и расстроенный. Другие ребята приходили радостные: «А мужик-то свой! Я сказал, что я комсомолец, а он ответил, что нам такие передовые нужны, он таких поддерживает». А я сидел и думал: «Куда я попал?».
На экзаменах обычно писали диктант, а тут дали изложение. Прочитали главу из Евангелия о Преображении и сказали: «Пишите». Кто о Преображении знал, конечно, написали, а кто впервые слышал, естественно, писали невесть что. Потом был устный экзамен. Входишь, крестишься. Малоцерковных людей инспектор поправлял: «Дорогой мой, ты всегда так крестишься?». И человек начинал креститься наоборот. Потом надо было прочитать что-то простенькое, что у всех на слуху. Например, шестопсалмие. И те, кто не бывал в храме, еле-еле читали его по слогам. Спрашивали тропарь Пасхи. Кто-то отвечал: «В программе нет». – «Неужели Вы не знаете? «Христос воскрес…» - «А, да! Христос воскрес! Воистину воскрес!» - «Спасибо, достаточно». Потом выяснилось, что все засланные люди, партийные, комсомольцы, не прошли по конкурсу. Отец Леонид выражал им сожаление, говорил, что их еще обязательно пригласят…
В общем, как оказалось, собеседование было просто проверкой, кто церковный человек, а кто нет. А не допустить к учебе засланных можно было, только устроив так, чтобы они не прошли по конкурсу.
Еще во время вступительных экзаменов каждый должен был пономарить в алтаре академического храма. Составили список, так что все абитуриенты пономарили по очереди. Я очень ждал этого, чтобы показать себя, а когда пришел, выяснилось, что инспектор меня вычеркнул. Я расстроился, а уже потом узнал, что в лавре решил послужить Патриарх. Не хватало иподиаконов, и меня пригласили. Инспектор, оказывается, зашел на службу, увидел, что я иподиаконствую, и вычеркнул меня из списка пономарствующих, потому что смотреть на меня в алтаре ему уже не требовалось.
Накануне объявления результатов помощник инспектора попросил тех, кто не служил в армии, забрать документы и покинуть семинарию. Я не служил, так что мне как раз следовало уехать. Но уезжать не хотелось, и я решил напоследок пойти в Троицкий собор поблагодарить преподобного Сергия за все, что было. Отстоял молебен, помолился и пошел в канцелярию, а она только закрылась! И без документов уезжать не хочется, и оставаться нельзя. Что делать? Погулял по лавре, и как раз вернулись ректор и инспектор. Говорят: «Юноша, что сидите?»- «Разрешите, переночую здесь?» - «Конечно, кто же Вас гонит?». Объяснил ситуацию по поводу армии, они сказали, что я могу остаться. Пришел в спальню, и около 11 часов вечера меня срочно вызывают к ректору на квартиру. Пришел, сидят ректор и инспектор. «Вот, все спать укладываются. А отец ректор из-за Вас спать не может! Берите перо и бумагу и пишите: «…прошу зачислить меня во второй класс… Ознакомившись с программой первого класса, обязуюсь сдать все экзамены…» - «С какой программой? Как во второй класс?» «Вы что, пререкаться пришли? Пишите и идите спать». Вернулся к ребятам, сказал, что надо было кое-что уладить, и лег спать.
На следующий день все пошли ждать объявления результатов вступительных экзаменов. Закончился Совет академии, вывесили списки, все ринулись к ним, смотрю – моей фамилии нет. Мимо прошел инспектор, который велел забрать документы, и пришлось от него спрятаться, чтобы не заругался, что я до сих пор здесь. Он ушел, подхожу второй раз, смотрю – нет фамилии, третий раз – нет. Толпа поредела, подошел, прочел все списки и в самом низу увидел: «Владимир Диваков зачислен во второй класс семинарии». Тут ко мне подходит помощник инспектора: «Вы почему еще здесь? Ошибочка вышла. Пойдемте разбираться». Пришли к инспектору, помощник говорит: «Парень не служил, зачислять не имеете права, так сказано в распоряжении». Принес текст, стал читать: «Не принимать в первый класс студентов, не отслуживших в армии». – «Милый мой, тут написано про первый класс! А он принят во второй».
Вот так в 1956 году я пришел учиться в семинарию.
Учебный комитет