В 2020 году в Издательстве Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета вышла книга «Сокровенный сердца человек. Книга о Николае Евгеньевиче Емельянове». Ее авторами-составителями стали протоиерей Алексей и Екатерина Георгиевна Емельяновы. Редакция сайта попросила отца Алексея и матушку Екатерину рассказать о вышедшей книге и о работе над ней.
Книга посвящена памяти одного из основателей ПСТГУ, первого декана факультета информатики и прикладной математики, профессора, ученого-программиста, родоначальника научного направления по созданию информационных систем в России, труженика на ниве церковного возрождения, создателя уникальной базы данных «За Христа пострадавшие» Николая Евгеньевича Емельянова.
Николай Евгеньевич отошел ко Господу 14 января 2010 года. В этом году исполнилось 10 лет со дня его кончины. В предисловии к книге ректор ПСТГУ, протоиерей Владимир Воробьев, вспоминает слова протоиерея Всеволода Шпиллера: «О христианстве не нужно много рассказывать, его истинность не нужно доказывать, христианство нужно показывать», — и пишет, что Николай Евгеньевич всей своей жизнью являл истину и красоту христианской веры. Мы знаем, что в 2014 году к 75-летию Николая Евгеньевича Вы с матушкой уже выпускали о нем книгу для семейного пользования. Скажите, пожалуйста, отец Алексей, как появилось новое издание книги?
Отец Алексей: Эта книга создавалась в течение 10 лет, и основой ее явились воспоминания, которые последние несколько лет писал Николай Евгеньевич. Нельзя сказать, что у него был яркий литературный дар. Как правило, ему по роду деятельности приходилось писать совсем не художественные тексты. Но те трепетные страницы, которые вошли в эту книгу, – особенные. Эти воспоминания в основном относятся к детству и юности, они оказались необычайно значимыми для членов нашей семьи. Папа начал рассказывать эти истории сначала своим детям — мы все это помним. И они действительно западали в душу: как эти мальчики друг другу жизнь спасали, как дружили, чем жили, как у них все было вместе – при той зачумленной сталинско-хрущевской заидеологизированной советской жизни – и какими они при этом были внутренне свободными. Какое стремление к духовной свободе жило у них в душе, а ведь они родились и воспитывались в советской технократической среде!
Папа жил с родителями на закрытой территории, где проектировались и создавались совершенно секретные радиоприборы. Конечно, все там были под наблюдением, но Дух дышит, где хочет. Удивительно, как эти дети сливались с природой, с созданием Божьим. Папины рассказы были в нашем детстве желаннее волшебных сказок. И, когда появились уже наши дети, эти же повести без конца повторялись для внуков и, как настоящий фольклор, вновь и вновь «проживались» и старым, и малым. Идея опубликовать это семейное наследие явилась одной из побудительных причин создания книги о папе.
Первым начал писать мой брат, отец Николай: в течение 40 дней после кончины Николая Евгеньевича каждый день он записывал что-нибудь связанное с папой. И у него получилось очень хорошо. А к его дню рождения, который последовал на 10 день после кончины Николая Евгеньевича, 24 января 2010 года, его жена, матушка Катя, подарила воспоминания, написанные ею и их детьми, Женей и Колей.
Екатерина Емельянова: Друзья и сотрудники Николая Евгеньевича передавали свои воспоминания его жене, Оксане Васильевне. Мы оказались перед фактом, что какие-то материалы уже есть и их нельзя не использовать. Книга была задумана нами как подарок детям и внукам Николая Евгеньевича к его 75-летию. Мы ее сделали очень быстро — через три месяца она вышла из типографии. Так появилась первая книга, как оказалось, пробная. В нее вошли только воспоминания Николая Евгеньевича и его детей. Она быстро разошлась, многие просили о полноценном тираже. Кроме того, не были опубликованы записки друзей и соратников. Любовь, с которой написано каждое воспоминание, приношение каждого автора, поражали. Для меня самой это было очень важно, я увидела Николая Евгеньевича другими глазами, глазами пишущих.
О. Алексей: Да, ту книжку поразительно быстро сделали. На одном дыхании. Надо сказать, сначала не очень верилось, что новое издание может состояться. Для него предлагались разные концепции, например, как у появившейся в те же годы книги памяти отца Виктора Шиповальникова. Кто-то предлагал руководствоваться более академичным принципом. Но в результате собранный материал сам сформировал структуру издания. Добавилось много нового. Так, книга открывается очерком протоиерея Владимира Воробьева, содержащим, помимо его личных воспоминаний о моем отце, замечательную зарисовку церковной жизни в России нескольких последних десятилетий.
С чего же Вы начали работу над этим новым изданием, ведь основная часть воспоминаний уже была написана и издана в первой книге о Николае Евгеньевиче?
Е. Е.: Сначала я все же попробовала повторить концепцию книги про отца Виктора – вплести в повествование о его жизни записки родных, близких, разные дополнительные материалы. Просмотрела жизненный путь Николая Евгеньевича, сделала план, но вскоре стало ясно, что жизнь Николая Евгеньевича, отраженная в воспоминаниях, не имеет такой богатой внешней канвы, как у отца Виктора. Это воспоминания скорее о его внутреннем облике. Но план нам помог. Мы увидели пробелы в уже существующих материалах и поняли, о чем хотелось бы еще рассказать. Николай Евгеньевич помимо своей непосредственной профессиональной деятельности занимался ведь очень многим в приходской жизни – по общему желанию стал председателем межприходского Братства во Имя Всемилостивого Спаса, устраивал летний молодежный приходской лагерь в Богослово, стоял у истоков создания Традиционной гимназии (ныне – Свято-Петровская Православная Школа), входил все годы в состав ее Попечительского совета, был в курсе всех школьных проблем, во всё вникал. Он участвовал в создании воскресной школы Николо-Кузнецкого храма, выпускал Приходской листок, в котором, например, фиксировалось, сколько детей родилось в тот или иной год. И многое–многое другое.
Мы стали просить участников событий написать о чем-то конкретном, например, о воскресной школе. Расшифровали некоторые аудиозаписи с юбилеев, поминок, рассказы Николая Евгеньевича внукам. Потом я поняла, что ничего не рассказано о кружке нашего с отцом Алексеем детства, и написала об этом сама. Ничего не написано о том, как внутри 91 экспериментальной школы – базовой школы Академии образования, была создана кружковая школа, директором которой стал Николай Евгеньевич. Именно она и стала потом нашей Традиционной гимназией. Были недостаточно выявлены и другие грани личности Николая Евгеньевича, например, образ многодетного отца-мирянина. Мы знаем, как живут многодетные матери, мы немного знаем, как живут многодетные священники, а как жил, да еще в советские годы, многодетный отец, как удавалось воспитывать своих детей в вере и учить христианской жизни, – об этом мало кто думал.
Более того, в воспоминаниях Валентины Гуркаленко в книге написано, что многодетных в эти советские годы практически не было. И это не просто редкий случай многодетной семьи, а семья, устроенная изнутри по-христиански. Это было удивительно.
О. Алексей: Церковных семей вообще в то время было так мало, что многим были известны лишь единичные примеры. В Николо-Кузнецкий храм при отце Всеволоде Шпиллере ходили пять-шесть семей с детьми.
Несомненным достоинством книги является обилие фотографий, начиная от фотографий, сопровождающих воспоминания отца Владимира, воссоздающих историю прихода, общины, заканчивая фотографиями детства и юности и всей обширной семьи Николая Евгеньевича. Они, конечно, передают атмосферу жизни в ХХ веке в целом и семьи в частности.
Е. Е.: Фотографий собралось неожиданно очень много, их было трудно отбирать, в книгу вошла малая толика, но благодаря им оживает семейная атмосфера.
Надо сказать, что изначально их было немного, но в процессе работы над книгой стали приходить документы, фотографии, например, от племянника, который вдруг стал разбирать старые бабушкины шкафы. До этого кузина отца Алексея принесла коробку с сотней старых пленок, а потом нашлись еще несколько десятков, очень многие удалось отсканировать общими усилиями большой семьи. Обнаружились детские фотографии Николая Евгеньевича, про существование которых никто не знал. Они очень живо иллюстрируют детство Николая Евгеньевича.
Семейный архив довоенного периода отсутствует, поскольку в блокадном Ленинграде все пропало. Сейчас трудно себе представить, что в нем могло заключаться, о нем есть только обрывочные сведения: так, сохранялась переписка отца Иоанна Грацианского-младшего с его дядей, протоиереем Герасимом Павским. Совершенно неожиданным оказался среди бумаг небольшой сверток с довоенными фотографиями. Я по-другому стала воспринимать Татьяну Карповну, маму Николая Евгеньевича, которую я не очень много, но все-таки знала. Благодаря погружению в семейную историю ее участники стали ближе, роднее.
И здесь мы столкнулись с неожиданной проблемой: как вовремя остановиться и понять, что будет интересно читателю, а что интересно только нам, поскольку стал очевиден переизбыток материала.
Сейчас хотелось бы перейти к самому небольшому разделу в книге. Она состоит из трех больших частей – воспоминания родных, воспоминания друзей и записки самого Николая Евгеньевича Емельянова. А в приложениях помещен совершенно потрясающий материал – это генеалогическое древо священнослужителей, связанных родственными узами с Надеждой Константиновной Грацианской (бабушкой Николая Евгеньевича), карта-схема Санкт-Петербурга с 43 храмами, где служили эти священнослужители, и к карте прилагается подробная таблица, в которой расписаны места их служения и степень родства с Надеждой Константиновной. Конечно, мы слышали, что у Николая Евгеньевича в роду были священники, но о том, что это огромный священнический род, известно не было. Расскажите, пожалуйста, подробнее об этом удивительном материале: как удалось раздобыть эти сведения?
О. Алексей: Это, пожалуй, самое поразительное, что удалось сделать в процессе работы над книгой, – дополнить ее своеобразным приношением Николаю Евгеньевичу и восстановить генеалогическое древо священнического рода, к которому он принадлежал по линии своей матери, и представить его в этом издании. Николай Евгеньевич вспоминал в своих записках про бабушку Надежду Константиновну, которая рассказывала о предках из большого священнического рода. Но подробностей папа не знал, мечтал только найти какую-то информацию о родне и не смог этого сделать. Мы слышали от него только четыре священнических имени, знали имена матушек этих священнослужителей. Это были протоиерей Герасим Павский, два отца Иоанна Грацианские, а о четвертом, отце Андрее, не было практически никаких надежных сведений. Папа страдал от того, что русский народ утратил свою родовую память, что люди живут с оборванными корнями. Он все время стимулировал тех детей, с кем он общался в разных форматах, чтобы они восстанавливали эту память, поскольку многие не знают никого из предков ранее своих дедушек и бабушек. Даже имена подчас сходу не могут назвать. Так ужасно повлиял на народную жизнь трагический ХХ век.
Любовь к поиску родственных связей папа прививал нам с детства – это проходило в виде занятий по родословным русских князей или «родословию» русской святости. Для первых занятий папа нарисовал на большом ватмане генеалогическое древо князей, и для него было драгоценно, что среди них есть множество святых (он их особым образом помечал). Картинка, которую он нарисовал тогда, получилась очень красивой, графичной и понятной. А для демонстрации масштаба преемственности русской святости папа нарисовал подобное «древо» учеников и последователей преподобного Сергия Радонежского. Как от аввы Сергия, поколение за поколением, умножалась русская святость, как эти подвижники духовно «колонизировали» необъятные края, образовывая так называемую Северную Фиваиду. В таких ярких впечатлениях формировалась память детства.
И, когда мы начали заниматься нашей родословной, применяя все современные возможности, оказавшиеся довольно обширными (ими папа еще не мог воспользоваться), покрытая завесой тайны история семьи приоткрылась, утраченная память восстановилась. Папа предчувствовал, что кто-то из потомков этих священнических семей наверняка дожил до революции и наверняка кто-то пострадал. Он делал запросы по базе «За Христа пострадавшие», машинным образом обрабатывал информацию, но этих средств было недостаточно для достоверного установления родственных связей. Как выяснилось, представители родственных ему священнических семейств дожили до ХХ века, претерпели гонения.
Е. Е.: Я очень жалею, что мы в свое время не расспрашивали Николая Евгеньевича – например, в записках о встрече с Петром Петровичем Грацианским он пишет, что они много говорили о священниках из рода Грацианских. Но о ком ему рассказал Петр Петрович?
Есть прекрасный сайт по духовному сословию Санкт-Петербурга исследователя из Санкт-Петербургской духовной академии Александра Александровича Бовкало, мы даже обменивались с ним какими-то фактами и уточнениями. Он в основном использует клировые ведомости, государственные архивы, но и сведения из домашних архивов там тоже есть. Я там регулярно высматривала известные мне фамилии, видела обновления. Но этого было недостаточно для целостной картины. Отец Алексей поехал в Петербург искать документы Владыки Кассиана (Безобразова), и заодно мы решили поискать сведения о священниках – родственниках Николая Евгеньевича. Тогда еще не было архивных электронных описей, но по фамилиям мы сразу нашли несколько дел. И первое из них меня поразило, когда мы получили его на руки: это ставленническая присяга отца Иоанна Грацианского 1804 года, на серо-голубой плотной бумаге его собственноручное прошение о рукоположении и его подпись.
О. Алексей: По материнской линии это прямой папин предок в пятом поколении. Проходит двести с небольшим лет, и мы держим бумагу, в которой он просит благословения жениться на одной из сирот умершего священника Иоанна Ефицкого и рукоположить его в Сампсониевский собор. В деле указывается, что по формулярной ведомости в приходе числится более 4000 человек. Через две недели он женится на Варваре Ефицкой, еще через две недели его рукополагают туда единственным священником, а ему всего 23 года.
А фотографию этого дела Вы делали?
О. Алексей: Да, фотографию этого прошения мы поместили в приложениях к книге. Но там оно не так впечатляет, как когда в руках держишь подлинник, написанный твоим пра-…дедом.
А почему Вы сделали запрос именно на этого человека?
О. Алексей: О нем мы имели точные сведения.
А куда Вы обратились, в какой архив?
О. Алексей: В Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга – в нем есть фонд Петроградской духовной консистории.
И там все хранится, и ничего не помешало: ни революция, ни война, ни блокада? Это поразительно.
Е. Е.: При этом мы столкнулись с тем, о чем свидетельствуют очень многие, занимающиеся историей своей семьи. Я просматриваю материалы в интернет-сообществах, которые занимаются поиском в архивах и дают много подсказок. И все участники говорят о том, что когда поминаешь предков, то они как будто отзываются на воскрешение их памяти и помогают в поиске. Восстанавливается связь с ними.
О. Алексей: Это то явление, о котором постоянно говорил папа. Как только начинаешь помнить и чтить новомучеников, то от них приходит благодатный ответ. Например, у Николая Евгеньевича было такое яркое наблюдение: сколько новых страдальцев за веру занесено в базу данных (если считать, что база – это концентрированная память русского народа о тех, кто пострадал за Христа), столько же параллельно этому новых приходов Русской Церкви возрождается. Кровь мучеников – как семя – «прорастает» храмами. Нечто подобное происходит и при обретении семейной памяти.
Е. Е.: Я бы хотела рассказать о двух подобных замечательных случаях. Мне подарили новый компьютер как раз для работы над книгой, надо было переносить весь архив. Но, сев за компьютер, даже не могу сказать почему, вместо запланированного я стала писать разным петербургским исследователям: «Помогите найти…» И дальше я довольно невнятно объясняла, что ищу такого-то. Известно мне было только его имя – Яков Аннинский, прямой предок, по-видимому дьячок. Больше ничего добавить не могла, потому что все было неясно: по воспоминаниям Николая Евгеньевича его надо бы искать в селе Аннинском на Неве, но там служил священник Матфей Аннинский. Состоял ли он в родстве с нашим Яковом, было неизвестно. Дьячок Яков Аннинский недолго служил в церкви при Воспитательном доме, а потом он более нигде не упоминается. И я все ругала себя за то, что пишу лишнее, мне ведь просто нужно узнать, где, в каких архивах, в каких фондах мне искать, как написать запрос в архив…
И вдруг на следующий день одна из моих корреспонденток присылает фотографию из метрической книги Казанского собора: «Это не Ваш?» Запись об умершем: «Дьячок Покровской церкви при Императорском Воспитательном доме Яков Иванов Аннинский, 37 лет, от чахотки». Так получилось, что исследовательница, написавшая много статей о священнослужителях Казанского собора, за две недели до этого ошиблась при заказе документов. Получила метрическую книгу не за нужный ей год, но решила все же просмотреть. Если бы накануне я ей не прислала конкретные данные, то она не обратила бы внимания на запись.
Благодаря этой находке постепенно начала выстраиваться восходящая линия. Стало понятно, что первый священник села Аннинское, Иоанн Иоаннов – дед Якова Аннинского. Его зять, отец Иоанн Эвенхов, рано овдовев, постригся в Александро-Невской лавре, его сыновья начинали пономарить у деда в Аннинском, а потом уже переходили в другие приходы. Семейное предание верно сохранило память о нескольких священниках из этого рода в селе, потому что брат Якова, Матфей, вернулся вторым священником в помощь к престарелому деду.
Второй случай тоже замечательный. Еще в поисках восходящей линии Аннинских я обнаруживала потомков отца Матфея, но не имела подтверждений их родства с нашим Яковом. В частности, в Базе данных «За Христа пострадавшие» было два Аннинских. Заявителем на них значился Владимир Ростиславович Сахаров. Я его разыскала в генеалогических сетях, написала. Прошло несколько месяцев. Он ответил нам, что он их родственник, потомок по женской линии, занимался их реабилитацией. Прислал нам копии документов и свою переписку с ФСБ.
Прошло две недели после получения документов с его припиской: «Больше по Аннинским у меня ничего нет», — и мне приходит письмо от его жены о том, что Владимир Ростиславович скоропостижно скончался. Если чуть позже стали бы его искать – мы бы опоздали и эти ценные сведения о родных никогда бы не получили.
Это родственники по материнской линии?
О. Алексей: Это папины родственники по линии его бабушки. По отцу она внучка протоиерея Иоанна Грацианского, а по матери происходила из священнического рода Аннинских, который продолжился после революции и дал новомучеников.
Получается, что сам Николай Евгеньевич своей жизнью и профессиональной деятельностью, создавая базу, способствовал возрождению памяти огромного рода священников, с ним связанного, в том числе и новомучеников?
О. Алексей: Папа искал информацию, но не знал о продолжении рода Аннинских. Он каждый свой день начинал с Базы, можно сказать, он с нею жил. Но только нарисовав генеалогическое древо, мы поняли, что в сонме новомучеников прославлен архиепископ Николай (Клементьев), находившийся в свойстве с бабушкой Надеждой Константиновной. Его расстреляли 31 декабря 1937 года, и для меня знаменательно, что я родился в день его памяти.
Е. Е.: Николай Евгеньевич пламенел мыслью о возрождении священнического рода, прервавшегося по прямой линии в середине XIX века. В это время происходит массовое поступление священнических детей в светские учебные заведения, что означало выход из духовного сословия.
О. Алексей: Они не хотели учиться в духовных учебных заведениях и поступали сначала в гимназии, потом в университеты.
Е. Е.: В частности, я читала дело свояка протоиерея Иоанна Грацианского, отца Феодора Сидонского, который так и объясняет свое обращение в консисторию за разрешением денежных обязательств перед тещей желанием скопить капитал на обучение сыновей в гимназии. Так и из шести сыновей отца Иоанна никто не пошел по стопам предков. Протоиереи Иоанны Грацианские, сын и отец, были достойными священнослужителями и одаренными людьми – преподавали разнообразные предметы, занимались переводами (например, из Шатобриана). Наверное, они таким образом могли заработать, потому что Духовная академия давала хорошее знание языков.
Сыновья последнего из священников Грацианских окончили различные факультеты Санкт-Петербургского университета – юридический, филологический, математический, медицинский, их книги издавались, они заняли хорошее положение в обществе. И вот этот род, переставший рождать священнослужителей, истощился. Последний носитель фамилии Грацианский, которого мы посетили 10 лет назад в Париже, уже совсем пожилой человек, не знает русского языка, бездетный. Все мужские линии рода пресеклись. А ведь немногим более 100 лет назад было шесть братьев, у которых тоже было мужское потомство.
О. Алексей: Это свидетельствует о том, как надо беречь дар священства! И Николай Евгеньевич очень надеялся, что если его сыновья стали священниками, то его род не пресечется. Священнический род возродился в Москве, но, правда, пока в одном поколении и уже под другой фамилией.
Это, конечно, потрясающее архивное исследование. Скажите, а Ваши дети принимали участие во всех этих изысканиях? Как они ко всему этому процессу относились?
Е. Е.: Мы делали эту книжку для внешнего читателя. Но у Николая Евгеньевича большая семья – 6 детей, 37 внуков, есть правнуки, эта книга предназначалась и им. Работа над ней была важна для нашей с отцом Алексеем семьи. В ней участвовали практически все дети: кто-то помогал редактировать текст, кто-то вычитывал верстку, подбирал фотографии, сканировал, а иной просто был курьером. Их помощь была существенна.
Для меня было дорого мнение старшего сына: «Мама, это – памятник. Памятник не только дедушке, но и эпохе. Читаю и понимаю, что 10 лет назад, когда дедушка скончался, я нашу жизнь так не воспринимал и многого не понимал». Надо сказать, дети не только поддержали морально, не только давали возможность уезжать в другой город, работать, уходить в издательство, но и были первыми читателями, высказавшими свое юношеское мнение о том, как книгу воспримет следующее поколение. А нам хотелось донести яркий и живой образ Николая Евгеньевича, не потерявшись в деталях.
В результате мы напечатали синодик с именами священнослужителей и их матушек, которых можно теперь поминать, а родословное древо распечатали на ватмане так же, как его рисовал дедушка. И младшие дети стали подходить перед Литургией и вносить в записочки имена, запоминать их. Очень интересно, как это действует на ребенка. Скажешь младшему сыну: «Ну, ты не знаешь, это бабушка Надя». «Нет, я знаю эту бабушку Надю, она дольше всех в нашей семье прожила». То есть ребенок изучил указанные на схеме даты жизни родни и понял, чем примечательна Надежда Константиновна.
В духе Николая Евгеньевича мы нанесли места служения предков на карту Санкт-Петербурга. Когда в этом году наши племянники и дети проезжали через северную столицу, они попросили прислать им эту схему храмов и с ней бегали по центру, начиная с Московского вокзала. Выходишь из поезда и видишь круглый вестибюль метро «Площадь Восстания», на месте которого стоял храм, в котором в конце XVIII века служил прямой предок Николая Евгеньевича. Дальше по Невскому – Казанский собор, церковь Зимнего дворца, Петропавловский собор, в другую сторону Александро-Невская Лавра…
Отец Алексей, расскажите, пожалуйста, как родилось такое название книги.
О. Алексей: Да, об этом стоит сказать несколько слов. Заглавие взято из Священного Писания, это отрывок стиха из Первого соборного послания апостола Петра (1 Петр 3: 4). Может показаться, эта фраза относится к специфической ситуации, не имеющей прямого отношение к Николаю Евгеньевичу. Там ведется речь о христианстве в языческом мире, говорится о гражданском поведении, о послушании в подражание Христу. И, наконец, автор обращается к женам и говорит, что они должны быть украшены не хитросплетением волос и украшениями, а нетленной красотой кроткого и молчаливого духа, который таинственно живет в сердце, и привлекать к вере своих мужей (имеется в виду, что они еще ко Христу не обратились) Апостол Петр утверждает, что Бог ценит внутреннюю красоту человека. Конечно, так или иначе, в каждом человеке бьется эта прикровенная жизнь. Но в отдельных случаях эта потаенная жизнь из-за своей интенсивности становится явной. Именно эта черта особенно привлекала в папе, в нем сердечность была особенно очевидна, напряженная внутренняя жизнь при внешней его тихости и скромности. При своем недюжинном уме Николай Евгеньевич жил по преимуществу сердцем.
Интересно, что заглавие книги действует на читателей необычно. Некоторые по поводу него недоумевали, название заставляло задуматься: «Что же имеется в виду?» И люди начинали гадать (я сам был свидетелем), какое отношение эта фраза имеет к Николаю Евгеньевичу. А потом начинало «срабатывать» общее впечатление от его личности. Нельзя сказать, что он был особенно знаменитым ученым или общественным деятелем. Самым существенным и поразительным в нем был его внутренний мир, а не те или иные наружные достижения.
И помещенная на обложке фотография Николая Евгеньевича, сделанная моим братом отцом Николаем на Валааме, оказалась очень созвучна заголовку, на ней характерны и поза, и папино выражение лица. Отец Александр Салтыков сказал, что на этом изображении папа представлен как бы пребывающим в храме природы.
Эта книга выпущена в Издательстве ПСТГУ. Наверное, это не совсем обычное издание для нашего университета, в котором преимущественно издается научная и учебная литература?
О. Алексей: Конечно, мы должны поблагодарить наше Издательство, всех тех, кто нам помогал. Эта книга действительно довольно нестандартная, необычная. И сотрудникам Издательства работать над нею тоже было интересно, они прониклись этим материалом и трогательно старались сделать все как можно лучше. Мы много часов просидели в редакции, и даже порой в поздний час нас всех вместе выпроваживала домой охрана.
Книга получилась удивительная, необычайно трогательная, глубокая и прекрасно изданная. Это в некотором роде энциклопедия христианской жизни в ХХ столетии. Понятно, что проведена огромная архивно-исследовательская работа. В этой связи и последний вопрос: что же не вошло в книгу из собранных материалов?
О. Алексей. Я бы сказал, что собранные архивные материалы отразились в книге только в моем очерке и в приложениях. За кадром осталась обширная переписка мамы и бабушки Николая Евгеньевича с родственниками, мы и сами успели ее только мельком просмотреть, еще очень многое ждет своего исследователя. В такой книге семейные документы были бы лишними. Стало понятно, что многие материалы нельзя включить в книгу, она тогда непомерно разрастется, но с ними нужно познакомить детей и внуков папы.
Были находки особой значимости, например, бабушкины письма из блокадного Ленинграда. Мы их издали только для семьи, потому что это очень трепетная семейная история. Пока готовилось издание, мы несколько раз собирались всей большой семьей и показывали то, что не могло в нее войти: блокадные письма бабушки Татьяны Карповны, довоенные и военные фотографии. А в другой раз – говорили о священническом роде Грацианских, храмах, в которых они служили. Последняя встреча предваряла семейную поездку от Новгорода до Санкт-Петербурга, которая замышлялась как продолжение кружковых занятий по истории внуков Николая Евгеньевича, но поразительно, что практически вся проходила по местам, так или иначе связанным с папиными предками.
Так, мы проезжали мимо восстановленной церкви в имении Гостилицы (под Петергофом), где 25 лет служил переведенный из-под Новгорода священник, отец Андрей Андреев. Когда наша большая группа подъехала к храму, навстречу вышла матушка местного настоятеля, стала нас расспрашивать. Узнав, что это потомки отца Андрея, всплеснула руками: «Мы его всегда поминаем». В глазах у нее стояли слезы. Могила отца Андрея за алтарем храма до революции почиталась (ныне ее место утрачено). Позднее нашлась фотография начала ХХ века – священник с группой прихожан совершают литию на могиле отца Андрея. К тому времени прошло уже больше 70 лет с его кончины, а его поминали, почитали и любили в народе. Конечно, такие свидетельства оживляют образ предков.
Е. Е.: К сожалению, Николай Евгеньевич не успел дописать свои воспоминания, сохранился план, в который включены главы о его воцерковлении, о семейных событиях, о его встречах – с Николаем Евграфовичем и Зоей Вениаминовной Пестовыми, знакомстве с будущими отцом Владимиром Воробьевым и отцом Александром Салтыковым в конце 50-х годов, об отце Владиславе Свешникове, о пассиях отца Всеволода, об отце Павле Троицком и другие.
Одна из глав должна была быть посвящена отцу Александру Ильину, к которому вместе с Третьяковыми Николай Евгеньевич несколько раз приезжал на тайные домовые богослужения. Это знакомство произошло через отца Алексея Злобина, который был духовным сыном отца Александра. Я стала искать сведения о нем: служил в Великом Новгороде, был известен тем, что защитил в 1958 году диссертацию «Причащение Святых Тайн в жизни православного человека» и был продолжателем традиции св. прав. Иоанна Кронштадтского, сторонником частого причащения мирян. Свою больную раком матушку он продолжительное время ежедневно причащал. Их общая фотография, его записки как-то особо запали в душу.
И вот в ту семейную поездку Новгород – Санкт-Петербург произошла, можно сказать, встреча с ним. Наш спутник-художник захотел попасть в закрытую на реставрацию новгородскую церковь XIV века на Красном Поле, которая стоит на старом кладбище. У нас было мало времени на осмотр храма. Мы с Оксаной Васильевной стали обходить его и почему-то подошли к одной из могил у алтаря, чтобы узнать, кто здесь похоронен. Каково же было наше изумление, когда мы прочитали: «Протоиерей Александр Ильин» и годы жизни. Так мы с Оксаной Васильевной, которая один раз тоже смогла приехать на службу к отцу Александру, попали к нему, никак не подозревая, что можем его там найти.
Работа над книгой –это дар приходской семье Николо-Кузнецкого храма и семье Николая Евгеньевича и Оксаны Васильевны. За это время было много находок, обобщений, размышлений… Теперь поиски нужно продолжать не только нам, но и подрастающему поколению.
О. Алексей: Мы хотели бы еще раз поблагодарить всех: авторов воспоминаний, тех, кто поучаствовал в создании этой книги, названных и неназванных, а также благодарных читателей.
Благодарим вас, отец Алексей и матушка Екатерина, за это интересное и подробное интервью. И надеемся, что эта книга с любовью и благодарностью будет прочитана многими.